-Шуня, я развелся и мне тоскливо и одиноко, а ты знаешь тут всех. Познакомь меня с какой-нибудь подружкой.
Шуня долго думала, и, наконец, поняла, кто ему действительно нужен. В пятницу вечером они стояли на Маяке под памятником. Подружка опаздывала, он начал нервничать. Вдруг Шуня замахала рукой.
-А вот и она!
Лицо его вытянулось
-Шуня, кого ты мне привела, это же моя бывшая жена.
Римма предпочла отбыть на работу обсуждать с девочками случившееся. Вернувшись вечером, Шуня застала следующую картину. Кондаков лежал поперек тахты, накрывшись листом моспроектовского ватмана, на котором было написано : «Не тревожь меня Шуня, я выпимши».
И прибыли на место, в конце концов, хотя адрес Шуня тогда знала приблизительно. Мелкие вещи выгрузили легко, откинув задний борт, а вот с тахтой вышла заминка. Дело в том, что всю дорогу водитель не на знаки смотрел, а на Шунину, и вполне зачарованно, поскольку хороша она тогда была исключительно. И до того засмотрелся, что светофор чуть не пропустил. Затормозил отчаянно, отчего тахта поехала вперед и врезалась в стенку кузова за кабиной. И вот теперь по прибытии, до этой самой тахты добраться с земли было невозможно. Водитель при этом также неотрывно смотрел на Шуню, говорил всякие глупости и в кузов лезть совершенно не собирался. Но поскольку он был не в Шунином вкусе, ей все быстро надоело и будучи девушкой еще и решительной, она скомандовала:
Руководит подготовкой к сабантуям обычно Шунина. Стиль ее руководства примерно следующий:
- Ты принесешь коньяк, ты водку, ты шампанское. Галя сделает торт, Нина как всегда пирожки, а я, быть может, принесу немного капусты.
Вообще, Шунина мотор нашей бригады, да и вообще мастерской. Энергии в ней на десятерых, поэтому за рабочим столом застать ее невозможно. Проще в магазине. Вот она однажды возвращается после перерыва и еще из коридора начинает возбужденно кричать: Ой, девочки, я сейчас в комиссионный магазин зашла, Филе подарок купить. Стою, выбираю. Рядом дядька какой-то показывает продавщице на витрину, а там, в овальной рамке портрет вышитый лежит. Он и говорит:
- Странно, мужик, вроде, а с сиськами?!
- Какой же это мужик, это «Мона Лиза» Леонардо да Винчи.
Ну, я прямо умэрла.
Как всем хорошо известно, существует теория о том, что «Мона Лиза» закамуфлированный автопортрет великого итальянца. Так что рассказ Шуниной явное подтверждение справедливости этой теории.
Вот возвращается как-то Римма после перерыва вся красная и взволнованная.- Ой, что тут со мной было!Захожу я в магазин платье купить, давно собиралась, все некогда было. Нахожу подходящее, цвет такой лиловый, в полосочку и размер вроде мой. Начинаю примерять, чувствую - мало, ярлык с размером, видимо, перепутали. То есть как-то все-таки я его надела, но не полностью, а дальше как заклинило. И ни туда и ни сюда. Пытаюсь снять, и так тяну и эдак – не получается. Начинаю нервничать. Прежде всего, поскольку дышать не могу – губы ведь поджала, чтобы помадой не испачкать, а оно проклятое трещит, а не лезет. Я уж думаю, все, задохнусь сейчас совсем или разорву к чертовой матери, а потом плати еще ни за что. Но тут, к счастью продавщица подлетает, как-то ловко ухватывает, стаскивает, смотри на меня с изумлением и говорит:- Ну, гражданочка, сколько лет в магазине работаю, а в первый раз вижу, чтобы кто двумя руками в одну штанину влезть сумел. Это же платье костюм, понимать надо.
Жизнь бурлит: в сауне парятся, на кортах сражаются, по аллеям фланируют, в баре оттягиваются, в номерах флиртуют. В общем, настоящий турнир.
Но все, осознанно или нет, живут в ожидании двух главных событий – финала и банкета. Вот уже финал сыгран. Победитель зацеловали, проигравшего- утешили. Похлопали по плечу и сказали, что он отлично играл и что лет через десять он обязательно выиграет.
Наконец, банкет. Большая начальница Шишкина произносит тост за вечную молодость, за Александра Александровича Бенкендорфа родоначальника и дирижера турнира. Традиционное физкульт – ура. Все пьют.
Шишкина снова встает и, перекрывая звон стаканов мощным голосом, говорит:
- Я хочу добавки к тосту!
Тут же вскакивает великий остроумец Витя Шер и кричит:
- Официант! Шишкиной - добавку!
- Эта карта, - произнес я тихим голосом, с трудом возвращаясь к нормальному мировосприятию. С тех пор за процветание «Метростроя» я совершенно спокоен.
- По-моему это Хванчкара. Но с нового склона!
однажды сняла на лето дачу в Отдыхе (чтобы дети дышали) и решила показать, какая она хозяйственная. Лена что-то сажала, вскапывала, рыхлила, поливала, очень старалась. Осенью, когда соседи уже вовсю пожинали плодов трудов своих, хозяйка дачи посмотрела на Ленин огород, пустынный как Сахара, покачала головой и сказала:
-Хоть бы сорняк, какой вырос. Ничегошеньки
Она была элегантной, светской, устраивала приемы, пикники, праздники, маскарады для взрослых и карнавалы для детей. Кроме того, в совершенстве зная язык, писала по- французски стихи и пьесы. Несмотря на столь активный образ жизни, Магдалина Львовна однажды оказалась на рынке. Подошла к прилавку с осторожностью приподняла птицу и спросила:
- Почем эта индейка?
- Эта индейка-гусь, барыня.
Сначала смотришь на поверхность песка и кажется, что песок застыл, потом обнаруживаешь намек на изменение, потом все быстрее и быстрее, стремительнее, видишь как песок ускоряет падение, ускользает на глазах, хочется отвернуться, но смотришь загипнотизированно, напряжение нарастает Последняя крупица. Все . Кончено. Что бы отомстить переворачиваешь часы. Боюсь, что в жизни так не получится.
Если ты на отдыхе идешь по узкой дорожке, а навстречу тебе идет хорошо известный, но совершенно неприятный тебе человек, и ты понимаешь, что деться некуда, надо радостно бросится к нему, бурно поприветствовать и, не сбавляя шаг, устремиться дальше.
- А мы никого не ждем…
Пришлось на рынок самому идти. Порылся я по шкафам, откопал теплые вещи и пошел как на подвиг. Возвращаюсь скорым шагом и со спины нагоняю парочку: мальчик, лет не знаю сколько, поскольку от мальчика мало, что осталось – одна одежда. Круглый, как колобок, идет, с трудом переставляя ноги. Шуба, капюшон, валенки, шарф три раза вокруг шеи. Все как полагается. Тащит его за руку мамаша и распекает справедливо. Что же ты такой сякой рубашку одел, надо было водолазку, а теперь вот шея замерзнуть может. Наверное правильно. Одна только деталь. Сама-то маманя идет – пальтецо, так себе, и без шапки.
- А какая в Вашем магазине самая догорая книга.
- Я даже не знаю, а Вам зачем?
- Секрет. Вот Вы мне ее продайте, а я Вам дам ее прочитать бесплатно, и расскажу. По-моему это круто1
- Для меня совсем не круто.
И далее подобный бред в изрядном количестве. Не хочется утомлять читателя. У меня на кончике языка история с похожей фразой. Но я стою молча, не ввязываюсь.
Наконец молодой человек отчаливает и я говорю кассирше ( вообще-то я редко заговариваю, но на этот раз не удержался).
Похожий вопрос был когда-то задан в Эрмитаже. Молодой человек спросил у служительницы:
- Какая тут у Вас самая дорогая картина?
А когда она ответила, что «Даная» Рембранта, он именно «Данаю» облил кислотой. Пытался привлечь внимание к проблемам литовской общины
- Не беспокойтесь. Нам к вопросам не привыкать. Вчера, например, мужчина спращивает:
- Где у Вас книга весом три килограмма?
- А что такое?
- Да вот названия не помню, но знаю, что весит три кило.
Отходя от кассы я снова столкнклся с тем же молодым человеком. Он явно шел на вторую попытку.
Им расписали десять встреч за день, но забыли про обед.
12 часов. А в это время, как известно весь Лондон начинает энергично жевать. И вот не в силах выпасть из общего ритуала они на лету покупают суши и начинают их торопливо поглощать. В это время машина проезжает мимо Гайд-парка, и наши герои наблюдают привычную картин: служащие, кто сидя, кто лежа поглощают традиционный ланч.
-Послушай, Вась, видишь сидят люди как люди, едят по человечески и мечтают стать миллионерами. А ты, почти что уже миллионер, а пообедать толком не можешь. И это называется жизнь.
У этой моей знакомой, назовем ее Катей, была, как у каждого порядочного человека, бабушка. Предположим, звали бабушку Евгенией Леонидовной. И что уж совершенно точно, так это то, что бабушка имела счастье жить при товарище Сталине. В веселое же это время, как хорошо известно, весь народ жил поголовно и исключительно в коммунальных квартирах. И только слуги народа были так далеки от него, что жили в отдельных. А какой был быт в коммунальных квартирах описывать не решусь, скажу только, что Евгении Леонидовне не повезло вдвойне, поскольку коммуналка ее располагалась на последнем этаже. Тут уж я не могу не сказать пару слов, как собрат по несчастью. Дело в том, что я тоже живу на последнем этаже. Это, конечно с одной стороны хорошо, поскольку с сверху никто не грохочет, кроме кровельщиков, а с другой стороны, сколько себя помню, мы всегда жили и живем как на фронте – ведем постоянную борьбу с протечками всеми возможными способами и подручными кастрюлями, тазами и банками. То на коллективную антенну жильцы навесят кучу индивидуальных тарелок, отчего она приобретает такую парусность, что при легком дуновении качается, что твой маятник, качается при этом вместе с растяжками, и в местах стыка, ну и так далее. То главный дэзовский бандит Федя снег сбросит, а заодно кровельный лист где-нибудь случайно отогнет или гвоздиком проткнет, а это более чем достаточно, уж поверьте моему многолетнему опыту. Так что по весне, особо сильные протечки случаются. А поскольку жильцы верхнего этажа все друг друга знают, удалось даже формулу вывести: объем воды с потолка для каждой квартиры обратно пропорционален количеству заплаченных Феде денег. То есть кто твердолобо на ДЭЗ рассчитывает, тот только успевает тазы выливать, а те, которые сговорчивые, тем Федя деликатно, так по-дружески, можно сказать, одну-две дырочки прокывырнет, ну чтобы лица его не забывали и при встрече здоровались.
В случае с Евгенией Леонидовной было сильно хуже. Текло круглосуточно и безнадежно. А поскольку и в других сферах жизнь была не так, чтобы очень, Евгения Леонидовна, вконец измучившись, заработав ревматизм и хронический кашель, решилась на отчаянный шаг. Собралась духом, и, возможно выпила для храбрости, и написала письмо товарищу Сталину. Много ли было таких смельчаков, которые решились написать ему. Причем с воли, приобретая тем самым реальную перспективу отправить следующее письмо уже из тюрьмы или из лагеря. Думаю, таких смельчаков было не много, особенно таких счастливчиков, которым обращение помогло. Другими словами, крышу починили, причем, что показательно, только точно над комнатой Евгении Леонидовны! То есть намекнули населению, кто пишет, тот получит. Поучается, каждый пусть напишет про свою крышу, кран, выбитое стекло, а мы, будьте уверены, залатаем, починим, вставим. Вот такая вот отзывчивая власть оказывается. И после этого вы еще клевещете? Стыдитесь.
Написал заявление, косить стал на здоровье, семейное положение. Бесполезно. Много раз писал в разные инстанции, ну просто Берлинская стена, даже не разговаривали, только еще хуже служить, характер своей военные вовсю стали демонстрировать.
Но и у меня характер.
А тут учения начались. Броски, противогазы, прыжки с парашютом.
Подходит моя очередь прыгать. Прыгаю - парашют не раскрывается, запасной тоже. Я камнем вниз. ЧП. Все в шоке. Мчат к месту падения со всех сторон. Я отряхиваюся, матерюсь, жутко хромая ковыляю к полковнику Покусаеву. Подхожу, вижу полковник Покусаев остолбеневший весь из себя стоит. Еще в обморок упадет, не дай Бог, думаю.
Протягиваю ему заявление об уходе из армии (раз в десятый, наверное) и говорю всякие слова, что, типа, сил уж никаких нет тут служить, вот уже и парашюты не раскрываются. Слов моих он, скорее всего, правда не слышит, поскольку стоит раскрыв рот, только глазами моргает, но я и ручку заготовил. Вручил ему. Вот здесь, говорю, распишитесь, товарищ полковник. Он свою закорючку поставил. Больше и не требовалось. Печать получил уже автоматически. Вобщем, победил их, вышел не волю.
А фокус был простым, как саперная лопата. Я человек компанейский, пил со всеми подряд, в частности с вертолетчиками. Ну и жаловался всякий раз, что не отпускают. Вот Васька (был у них там один, лихой) и предложил. Я, говорит, куклу сброшу, а ты заранее в кустах яму выкопай, чтоб ее схоронить. Не забудь только парашют да посильнее в грязи изваляйся. Ровно так я и сделал.
А вот другая история. Тоже с парашютом. Многие, особенно которые с похмелья слушают не внимательно. А зря.
Вышло так. Первый прыжок. Все прыгают как люди, а один валенок парашют не смог раскрыть, только запасной, и то криво, косо и частично. Вобщем падает довольно стремительно вниз. Но повезло парню. Во-первых высота небольшая была, во-вторых на дерево упал, удачно самортизировал, ничего не сломал, крови нет, синяков только несколько. Оказалось, не той веревкой кольцо привязал. Веревка должна быть тонкая, специальная. Дернул за веревку – разорвал кольцо, парашют раскрылся. А этот валенок инструкцию проспал. Совсем другую веревку использовал. Ее потом на прочность проверяли – разорвать не смогли.
Самое удивительное этого валенка тут же снова заставили прыгать. Чтоб боязнь прыжков не закрепилась. На этот раз сам капитан ему три раза все перепроверил. Вытолкнули из самолета. Все прошло нормально. А когда спросили ну как тебе с парашютом то прыгать?. Он и говорит. Не интересно. Так медленно.
Ну, вот собственно и все. Мы как раз приехали. Удачи. Пока.
Мчится Тарасян на машине в кому-то в гости в Барвиху, как всегда опаздывает. А тут еще гаишники совершенно не кстати движение перекрыли. Обычное дело, Рублевка все-таки, правительственная трасса. И вот молоденький милиционер палочкой указывает, тормозит великого скульптора. На Тарасяну мент – не указ. Выскакивает разъяренный Ашот Тигранович. А, надо сказать, вид у него всегда был колоритный, и с возрастом колорит только усилился. Нос хищным крючком, глаза горят, седые, нечесанные волосы во все стороны торчат. Плюс к тому низкий, сильный голос с акцентом и порывистые движения. А уж, если не в духе, лучше на дороге не попадаться.
Выскочил Ашот Тигранович, схватил гаишника за пуговицу и говорит:
- Ты мэня знаэшь?
- Нет, не знаю…
- Нэ знаэшь - нэ мешай ехать!
И пoка мент думал, прыгнул в машину и был таков.
Так вот, получила Лена мастерскую. Милиционер помог. Как, каким образом отдельная история, может и на цикл наберется. А сейчас о другом.
Попросила Лена меня ей помочь. Хлам от бывших жильцов выбросить, ну и всякое разное. Трудимся мы, красоту наводим. Явную дрянь выбрасываем, а что может пригодиться я в соседний подвал перетаскиваю. Чтобы попасть в этот подвал, надо сначала во двор выйти. Это даже не двор, а уютный маленький дворик с деревьями и лавочками - редкий оазис в центре Москвы – излюбленное место, как потом выяснилось, местных алконавтов.
Окон в этом подвале нет, электричества тоже, поэтому, когда я туда спускаюсь, то непременно оставляю дверь открытой, чтоб хоть что-то видно было. Итак спустился я в подвал в очередной раз и вижу, что к двери подходит маленькая девочка, лет нескольких от роду, и папаша ее выгуливающий вскорости появляется. Тут девочка начинает дверь закрывать, на что папаша ей говорит:
-Маша, что же ты дверь закрываешь? Дяде ведь ничего не видно будет.
-Будет. Он в очках.
Так вот, получила Лена мастерскую. Милиционер помог. Как, каким образом отдельная история, может и на цикл наберется. А сейчас о другом.
Попросила Лена меня ей помочь. Хлам от бывших жильцов выбросить, ну и всякое разное. Трудимся мы, красоту наводим. Явную дрянь выбрасываем, а что может пригодиться я в соседний подвал перетаскиваю. Чтобы попасть в этот подвал, надо сначала во двор выйти. Это даже не двор, а уютный маленький дворик с деревьями и лавочками - редкий оазис в центре Москвы – излюбленное место, как потом выяснилось, местных алконавтов.
Окон в этом подвале нет, электричества тоже, поэтому, когда я туда спускаюсь, то непременно оставляю дверь открытой, чтоб хоть что-то видно было. Итак спустился я в подвал в очередной раз и вижу, что к двери подходит маленькая девочка, лет нескольких от роду, и папаша ее выгуливающий вскорости появляется. Тут девочка начинает дверь закрывать, на что папаша ей говорит:
-Маша, что же ты дверь закрываешь? Дяде ведь ничего не видно будет.
-Будет. Он в очках.
Это с одной стороны, а с другой потому что это был первый тендер после моего возвращения в архитектуру из живописи, свежего опыта не было, так что пришлось два дня напрягаться. Но зато потом расслабился. Проектирую, черчу в свое удовольствие, фантазирую всяко.Заказчики муж, жена и дочка. Муж не последний, видимо человек в нефтяном бизнесе. Недавно приехали из Сибири, купили квартиру в центре в новом доме. Пол, стены, потолок. А пока не превратили все это в среду обитания, снимают. Вот в эту- то съемную квартиру я и приехал как-то очередные эскизы показать. Приехал, разложил эскизы на столе. Заказчица воззрилась на них, но судя по вопросам понимает от части. Сам я на чертежи не смотрю. Что мне на них смотреть, я их и так знаю. Я смотрю вокруг. Интересно все-таки, новая для меня квартира, интерьер, атмосфера.Вижу я, висит на стене картина небольшая, сантиметров двадцать на тридцать. И все атрибуты Айвазовского: лунка, морька, тучка, корабль тонет, все, как полагается. И в углу крупная красная буква А - типичный Арбат. Я спрашиваю у хозяйки: - А что за картина?
- Знаю точно, что оригинал. Кажется, Шишкин.
Некоторые склонялись к Соломонову решению, который, как известно, подумал и решил остаться. Впрочем, вариантом было множество, а вернее их число соответствовало количеству мыслящего населения.Отдельная, в большинстве своем похожая мотивация была у творческих личностей, подверженных, увы, не редко мании величия. Возьмем, например художников.Сидели художники, скульпторы, графики на чердаках, в подвалах, в мастерских, на кухнях, пили водку и прочее разное и вели разговоры типа:- Чего ты тут делаешь Вася, у тебя же талант. Ехать тебе надо, и как можно скорее. И многим казалось, что пересекут они границу, и рухнет весь культурный и цивилизованный мир к их ногам.Оказывалось по-разному. Некоторые, особенно поначалу, действительно привлекали внимание и как-то держались на плаву. Но ностальгия, я думаю, в той или другой степени была свойственна всем. И вот, возможно, в результате, в том числе легкого приступа ностальгии, звонит один такой свежий эмигрант художник из города Парижа в Москву поздравить своего друга с днем рождения. И говорит чуть ни совсеми приглашенными, ностальгию снимает. И один из друзей его спрашивает:
- Ну и как вы там Вася в Париже – то живете?
- Да в общем так же, только бутылки не сдаем.