Рассказы

Про то, как Джеб рабствовал

К ностальгическому вечеру выпускников 1970-х годов.Из серии рассказов про моего друга Джеба – Алексея Бубнова (1954-1998) Общеизвестно, что Джеб был мастером на все руки. Все знают также про Дом, который построил Джеб. Но не все знают, что Джеб еще и архитектурный диплом лихо расчертил. История следующая.

В 77 году я добрался до диплома и Джеб самоотверженно вызвался мне помогать, то есть рабствовать. Два месяца перед защитой, Джеб каждый день исправно, приходил на Трубу, как на работу. ( Может быть, единственный раз в своей вольной жизни художника). Диплом проистекал в бывшем здании публичного дома. Это обстоятельство, как мне представляется, влияло двояко и диаметрально противоположно. С одной стороны возбуждало воображение дипломников, а с другой стороны позволяло слепить из них работающих по принципу: « Чего изволите?» Джеб легко и просто освоил черчение в карандаше, обводку, отмывку слезой - тушь для фасада, портвейн для закатных небес. Но начал Джеб с того, что железной рукой художника по металлу нарисовал мягким карандашом красивые деревья с пышными кронами. Пришел мой преп и сказал: «Все стереть». Оказалось, что антураж – его прерогатива. Он действительно в последствии сам нарисовал какие-то веточки, которые на защите скептически прозвали кустами. Но, поскольку у нас самих рука на деревья не поднималась, пригласили специального раба, который извел на них несколько ластиков. Каждый день деревья становились все изящнее, пока окончательно не растаяли в туманной дымке, и лишь в памяти народной остались навсегда. История симметрично повторилась через год на Джебовом дипломе, с той лишь разницей, что я нарисовал людей в интерьере ресторана, дабы подчеркнуть величие и монументальность композиции из металла, сотворенной Джебом. Мы опять услышали сакраментальное: «Стереть». На этот раз, правда, стереть до конца не удалось, поскольку это была тушь, а не карандаш, и люди превратились, в конце концов, в привидений, застывших в немом восторге перед Джебовым творением.
Что же касается архитектурного диплома, то история с деревьями пошла на пользу в том смысле, что мы распределили обязанности - Джеб чертил сам и озадачивал рабов, а я отвлекал внимание препов, чтобы не мешали. Такая тактика позволяла нам без помех работать и весело проводить время. Во время чаепитий Джеб, не переставая, поражал присутствующих мощной образованностью, в частности доверительно сообщил о том, что Ленин умер от сифилиса. После этого его авторитет среди рабов стал просто непререкаем. Как- то у соседки по аудитории случился, во-первых, день рождения, а, во-вторых, праздник первой линии, то есть по белоснежным подрамникам была проведена линия земли, которую рабы завернули на торец и с тыльной стороны досок завязали бантиком. Вот мы сидим за длинным столом, за нашими спинами парадно белеют девственные доски, а Джеб рассказывает очередной анекдот: Приходит пациент к доктору (при этом голова у пациента сильно сбоку) и говорит:-Не могли бы вы, товарищ доктор, поправить голову, в смысле вернуть ее на место. Доктор незамедлительно хватает двумя руками голову и придает ей правильное положение. - Ой, доктор, как я Вам благодарен. Вы знаете, у меня тут случайно с собой бутылка оказалась». Чтобы усилить звучание анекдота Джеб сопровождает текст жестами. Он вынимает из-за пазухи бутылку и делает вид, что наливает вино по стаканам - в данной ситуации по кружкам. Джеб берет со стола кружку и со словами «Ваше здоровье, товарищ доктор» опрокидывает ее по привычке в том месте, где у него была голова до чудесного исцеления. И тут анекдот неожиданно перетекает в жизнь. Кружка, которую взял со стола Джеб, оказалась на треть наполненной вином. На наших изумленных глазах большая красная лужа стала стекать по ватману. Придя в себя, ошеломленные зрители бросились слизывать вино и слизали подчистую, за исключением того, что успело впитаться. Но и тут не оказалось худа без добра. До этого препы очень долго спорили и никак не могли решить, в какой цвет красить фасад. Теперь однозначно стало ясно, что цвет должен быть красным. Сама судьба, направив руку Джеба, пришла на помощь столь неожиданным образом. Но Джеб не только много работал и не только разбавлял суровые будни диплома байками и анекдотами, Джеб еще с присущей ему основательностью постоянно пытался облагородить быт. Вот один пример. Он раздобыл где-то длинный пластмассовый плафон от лампы дневного света и подвесил его на двух веревочных петлях к брусу, соединявшему смежные ряды козел. Получилась удобная полка. Джеб аккуратно разложил на ней чертежные инструменты, кнопки, тушь, стаканы, закуску и всякий хлам, незаметно накопившийся в процессе диплома. Работать стало, несомненно, удобнее.
Так случилось, что к соседке приехал рабствовать ее отец. А соседка, надо сказать, была зла на весь мир, поскольку кто-то случайно уронил ее подрамник, отчего в ватмане появилась небольшая дырка. И вот ее отец, рьяно взявшись за работу, бьет, что есть сил молотком по козлам, пытаясь, видимо, их укрепить. Я обращаюсь к соседке с просьбой умерить пыл папы, пока козлы еще не развалились.
- Папа все рассчитал, - ледяным голосом ответила соседка, и в этот момент раздался чудовищный грохот.
Тут следует уточнить, что мы находились на антресольном этаже, а под нами работала другая группа, которую консультировал ректор. От разудалых ударов молотка, брус, соединявший козлы, а вместе с ним Джебова полка рухнули вниз. Выше перечисленные предметы посыпались ровно на голову ректору, что-то вещавшему с важным видом притихшим студентам.
Андрей, что случилось? -крикнули мне снизу.
Я свесился за парапет. Моему взору предстало пунцовое лицо ректора, в бешенстве дрожащий указующий перст и окаменевшие дипломники.
-Вот именно! - прохрипел ректор.
С тех пор своей беседой он меня не разу не удостаивал.
Защита моего диплома бурно праздновалась на Кудринской. Я по привычке сказал: «Джеб, принеси стул». Одновременно я осекся, а Джеб замер.
- Извини, Джеб, я забыл, что диплом уже позади.
- Да, я уже не раб.
И мы выпили за освобождение от диплома и освобождение от рабства. От Джебова диплома в Строгоновке запало следующее. Во-первых, история тоже с грохотом. Правда, более адским. Как- то раз мы тихо, мирно режим и клеим музыкальные трубы для Джебова рельефа, как вдруг случается громоподобная какофония. Бросаемся к окну. Во дворе подвешенная за макушку отчаянно болтается двухметровая медная голова Лукича. Из-под неё виднеются ноги мастера, который изнутри молотом выбивает знакомые до боли черты вождя. Под такой аккомпанемент мы и работали. В последнюю ночь, правда, было на удивление тихо. Только мы с Джебом и еще одним дипломником лежим на полу и отмываем прислоненные к полу перспективы. Лишь изредка, безо всякой подготовки, джебов приятель начинает петь песни не своим голосом и так же внезапно умолкает. Наконец защита. Первое, что бросается в глаза, сидящий спиной к залу ректор Захаров с могучей шеей борца. Секретарь объявляет: «Дипломник Бубнов, Алексей Александрович, русский». Такого публичного оглашения анкетных данных я ни до, ни после этой защиты не наблюдал. Заговорил руководитель диплома. Начал он свою речь со следующих слов: « Сначала Алексей Александрович занимался беспредметной композицией, но нам удалось опустить его на землю, и он обратился к теме музыкальных инструментов». А что вы хотите? 1978 год. 1998 год

Все тайное становится явным

Однажды Людмила Сигизмундовна уехала отдыхать в Хосту. А друзья Джеба решили отдохнуть и расслабится у них дома. И всю неделю, что Людмила Сигизмундовна наслаждалась отдыхом, мы весело проводили время, а некоторые так просто безвылазно жили в квартире. Если и выходили, то не дальше продуктового магазина. Сложили даже песню, которая начиналась со слов: “Мама уехала в Хосту”.

Особенно эффектным было завершение недели. Ночь, все выпито. Входит запоздалый гость, держа в руках, как знамя, бутылку каберне. Коля Степанов стремительно ее выхватывает и пулей летит на кухню. Трое за ним. Одной рукой Коля держит дверь, другой бьет донышком по дверному косяку, пытаясь выбить пробку. Борьба идет на равных. Дверь гнется, Коля колошматит бутылкой, но упорная пробка не поддается. Наконец, дверь медленно начинает приоткрываться, Коля делает отчаянный удар, увы, не совсем точный, бутылка лопается и разрезает вену. Окровавленный Коля отступает. Джеб бросается в ванную, хватает, не глядя, первый попавшийся предмет и бинтует ему руку.
Длинный звонок в дверь. На пороге появляется милиция, уверяя со слов лифтерши, что мы во дворе разломали игровую площадку. Но, учуяв атмосферу и почувствовав, что нам и в квартире хорошо и уютно, милиционер довольно быстро засомневался в словах лифтерши, а затем гордо произнес:
- Впрочем, у таких как вы и сил- то не хватит что-нибудь сломать. На что Леня Мерзон - знаменитый Мерзон, про которого говорили: “ Леонид Ильич Мерзон, что ты ходишь без кальсон”, и который после смены Брежнева Андроповым, просил: “ Зовите меня теперь просто Юрий Владимирович” , - так вот Мерзон тут же заметил:
- Я, между прочим, боксер.
- Боксеров в очках не быает - логически железно заключает милиционер и гордо удаляется.
Праздник перемещается на кухню. Боб Розенфельд яростно и роково поет и играет на гитаре, а слушатели-подпевалы усугубляют вакханалию, отбивая ритм ножами на пустых бутылках. Бутылки время от времени разбиваются, и осколки оставляют кровавые царапины на ногах Дюки, сидящей в мини юбке у кого-то на коленях. В конце концов, Джеб не выдерживает:
- Может быть хватит? – говорит Джеб и безнадежно роняет голову на руки.
Тронули ли эти слова наши каменные сердца, но факт тот, что всю ночь накануне приезда мамы большая команда исправно трудилась, выгребая кучи мусора и расставляя спичечные коробки по своим местам. Людмила Сигизмундовна была крайне поражена, обнаружив квартиру столь сияющей и первозданной. На радостях она сказала:
- Алеша, я сейчас приготовлю твой любимый яблочный пирог. Людмила Сигизмундовна открыла духовку и, о ужас, обнаружила в ней полуразбитую бутылку. Видимо дело было так. Кто-то, нетвердой походкой проходя мимо плиты, зацепился за ручку и открыл дверцу. Именно в этот момент в духовку впорхнула бутылка, а дверца на пружине автоматически захлопнулась. Чтобы смыть неприятные переживания, Людмила Сигизмундовна пошла в ванную, но тут же вернулась обратно, неся на вытянутой руке окровавленный бюстгальтер, и дрожащим голосом спросила:
- Аллеша, а этто чтто ттакое?
- Мама, это - твой, - ответил Джеб и сказал при этом голую правду.

Про то, как трубка помогла

Году приблизительно в 1976 большая компания общих знакомых, человек этак семнадцать, отправилась покорять Гурзуф - город любви. Этот сезон запомнился рядом знаменательных событий. Так, например, Махнач сбрил бороду, и с лицом лысым, как колено, горделиво расхаживал по набережной в одних трусах, пугая непосвященных пламенно-красным цветом кожи. Испуганные прохожие не раз предлагали ему кто крем, кто сметану, ничего не подозревая об уникальных свойствах кожи Махнача, которая из пурпурно- красной безболезненно становилась бронзово-золотистой. Но еще за два дня до того как мы с Махначом добрались до Гурзуфа произошла вот такая головокружительная история.

Устав от загорания и бесконечных купаний, Фима Сухман и Джеб решили совершить подвиг, а заодно расширить и без того необъятный кругозор. Осторожно опохмелившись и взяв авоську с двумя бутылками пива в качестве допинга, друзья отправились на покорение вершины. Благо гор в Гурзуфе хоть отбавляй. Подъем, как известно, легче спуска, и наши герои, видимо, без особых проблем достигли вершины. Запив пивом восхитительный вид, открывшийся их взорам, они аккуратно вернули тару в авоську и движимые спортивным азартом, а так же любовью к родной природе, решили во что бы то ни стало донести хрупкий груз до винного магазина. Но жажда первооткрывателей толкнула их спускаться по-новому, не разведанному пути, тем более что путь этот манил красивой системой каскадов, образуемых талой водой, устремлявшейся по весне к Черному морю. Итак, тяга к тайне неизведанного взяла вверх над естественной осторожностью, впрочем, не слишком свойственной нашим героям. Начали свой исторический спуск, поначалу все еще любуясь и восхищаясь красотой Крымской природы. Но тут выяснилось, что каждый новый каскад оказывался еще более могучим, глубоким и вертикальным, чем предыдущие. Вот уже на одном из спусков они разбивают пивную бутылку и, скрепя свои сердца решают оставить и вторую, поскольку тут уж стало «не до грибов». Проявляя чудеса ловкости и напрягая на все сто свои вестибулярные аппараты, они героически преодолели несколько наиболее опасных участков. Но, увы, а также ах. Подойдя к краю небольшого горизонтального плато, на котором они оказались, Фима и Джеб к своему ужасу обнаружили откровенную пропасть. Ситуация не из радостных. С трех сторон отвесные скалы, спуск не обсуждается, покоренная вершина уже далеко, солнце близится к закату. Подняться в вершине и спуститься известной дорогой теоретически возможно, но план этот неизбежно предполагает ночевку и тем самым, обрекет родных и близких (в том числе с одной стороны жену, а с другой стороны сестру) на нервную нервозность и томительную неопределенность. Не таковы наши друзья. И они решаются на отчаянный ход, ход ва-банк.
Острым глазом художника Джеб обнаруживает метрах в десяти над собой, на вертикальной стене узкий козырек, огибающий скалу и уходящий в неизвестность. Выводил ли он к преодолимому спуску, или же к очередной пропасти было исключительно неизвестно. Но это был шанс, и наши друзья принимают непростое и смелое решение. Первым карабкается Джеб. Прижавшись, как ящерица к скале, и используя малейший выступ, он не без труда преодолевает почти всю вертикаль. Но тут, как назло, скала становится абсолютно гладкой, схватиться не за что. Перед Джебом лишь чахлый кустик, неизвестно еще кем посланный, то ли Богом, то ли Дьяволом. Джеб пробует его рукой. Куст трещит, но вроде бы держит. Он смотрит вниз. Перед ним метров десять свободного полета и тревожное лицо Фимы. Джеб ставит на удачу. Мысленно перекрестившись, он вцепляется двумя руками в куст и начинает подтягивать ноги. Сыпятся листья, труха и камни. Руки и нервы напряжены как струна. Минута, как писал классик, была решительная. И в этот волнующий момент из Джебова кармана вываливается малый набор курортника: деньги, паспорт, курсовка и почти новая трубка, недавно подаренная. Чуть не полетев вслед за ними, Джеб взглядом провожает столь дорогие сердцу предметы, из коих первые три благополучно застревают на краю бездны, и лишь трубка, издавая легкие щелчки при ударах о камни, исчезает в глубине.
С неистребимым оптимизмом Джеб решает, что подобное жертвоприношение в данной ситуации, просто знак свыше. Действительно, лишившись ненужного балласта и собрав остаток сил, Джеб вскарабкался на карниз и, обойдя его, разведал обозримое пространство. Он понял, что судьба подарила им реальную возможность. Но в этот миг первозданную тишину гор разрезает отчаянный вопль. Джеб бросается обратно и застает нижеследующую картину: вцепившиеся в край карниза, судорожно сжатые Фимины пальцы, пронзительный взгляд и белое, как скатерть лицо. Произошло следующее. Собрав разбросанные Джебом предметы, Фима отошел от стены и решил не брать ее нахрапом, а изучить сначала с позиции физика. Он без труда определил направление результирующих по параллелограммам сил составляющих на каждом выступе стены и смело начал восхождение. Все шло как по Лансбергу, и Фима в душе уже ликовал победу, как вдруг последний камень, которому Фима доверил весь вес своего тела, подвел предательски, не вынеся груза, в том числе знаний изобретателя первого в мире голографического кино.
Джеб бросился на помощь другу и, как вы догадались, конечно же, вытащил Фиму из беды. Последующий спуск прошел до скучного гладко, лишь с незначительными камнепадами, и никак не отсрочил радостной встречи с друзьями, перешедшей затем в бурное веселье, длившееся две недели пребывания в Крыму то под жарким солнцем, то под яркими звездами.

Трое в лодке без собаки

Давным-давно, в те незапамятные времена, когда я только что поступил на работу, Джеб предложил отправиться в байдарочное путешествие по Москве реке. Фима Сухман и Джеб раздобыли большую лодку со стремительным названием « Луч», я - миниатюрную «Колибри».

Добравшись до Тучкова, собрали байдарки, и тут Джеб решил показать нам достопримечательность местного значения – пещеры. Некоторое подобие отвесных скал со стрелками для скалолазов и неприметная расщелина, в которую оказывается можно вползти. Джеб был здесь как-то до нас. Вот его рассказ. Спелеологи ощупали Джеба со всех сторон и сказали: «Пролезет». После чего Джеб полез в недра. Уж не помню из рассказа, как долго он наслаждался мраком, тишиной и прохладой, но факт тот, что, как вы уже догадались, Джеб решил вылезти. Не тут то было. Метрах в пяти от поверхности на одном от изгибов коварного лаза Джеб напрочь застрял. Ситуация, как рассказывал Джеб, не из приятных. Небо над головой уже видно, вздохнуть трудно – клинит каменный мешок; обратно сдвинуться тоже не выходит. Проходит несколько минут отчаянной борьбы с природой. Порода не поддается, Джеб начинает выдыхаться. Но тут, по счастью буквально из-под земли возникает спелеобогиня, как показалось Джебу, а, попросту говоря, спортсменка. Не долго думая, она водрузила Джебовы ступни на свои плечи, поднатужилась и мощным рывком пропихнула нашего героя. Как пробка из шампанского, Джеб вылетел на поверхность. История произвела на нас столь сильное впечатление, что всякое желание совать свой нос в недра пропало напрочь. Мы ограничились лишь тем, что бросили в мрачную пропасть пару камней, которые, ударившись несколько раз о выступы лаза беззвучно растворились в пространстве, так что возникло ощущение, что пещера вообще бездонна. Лишь позже я прочитал в какой-то умной книжке, как физика объясняет подобный феномен: возможна ситуация, когда звуковые волны, отражаясь от неровной поверхности, могут изменить общее направление своего распространения на противоположное и таким образом напрочь проигнорируют ухо экспериментатора.
Придя в себя после рассказа Джеба мы водрузили, наши тела в байдарки и устремились вниз по течению. Погода благоприятствовала. Под ослепительным солнцем при каждом взмахе сверками весла, искрилась река. Байдарки стремительно рассекали волу, издавая квакающий звук. Казалось, что на носах лодок сидит по большой жирной лягушке.
Туристической спортивности хватило минут на десять. После чего Фима и Джеб, как по команде положили весла сушиться, и закурили. Я напрягся. Дело в том, что с одной стороны была пятница, а в понедельник мне, увы, надо было выходить на работу, с другой стороны, я потратил пол рабочего дня, чтобы определить длину маршрута. Я приложил к карте нитку, так, чтобы она повторила все прихотливые извивы реки, умножил полученные миллиметры на масштаб карты, разделил результат на нашу среднюю скорость и понял, что, если мы будем грести по-олимпийски, то только к вечеру следующего дня дойдем до дачи в Луцино, куда нас пригласила Маша Иткина на званный ужин. Но я сдержался. Я включил всю свою волю, отключил разум (шутка Джеба) и стал слушать рассказ Фимы про то, как он готовил диссертацию. В Фиминой установке циркулировало пять тонн чистейшего спирта, в связи с чем ему говорили : « Фима, твой дисер тянет на государственную премию.» В неспешной беседе о спирте прошло два часа. И тут мне показалось, что местность до боли напоминает Луцино. Я решил спросить у мужика на берегу, но тут же отогнал эту мысль. До Луцино не два часа разговоров, а два дня активной гребли. Но в тот же момент, помимо своей воли спросил.
- Именно Луцино, - был мне ответ.
Видимо, отдел искажаний работал на совесть. Что же нам было делать? Ведь мы жаждали походных испытаний, тащили палатки, спальники, котелки, а тут комфортабельная дача. После нескольких минут колебаний, мы приняли суровое мужское решение подняться вверх по течению, чтобы найти место для ночлега. В жизни не доводилось так налегать на весла. За час титанических усилий нам удалось вернуться на два километра и найти жалкое подобие леса. Разбили палатку. По соседству веселая компания разожгла грандиозный костер, который Джеб сразу же обозвал инфернальным пламенем. Утром я, как пионер решил сделать зарядку, но при первом же движении услышал в мегафон : «Делай раз, делай два». Желание пропало. Джеб же, как гигиенически воспитанный человек, пошел к реке чистить зубы. Первое, что он там обнаружил, был не восход солнца и не восторг природы, а стул, стоящий наполовину в воде.
На этом дикая часть нашего путешествия закончилась и началась светская. Иткины встретили нас как родных. Восхитились запахом костра, которым от нас разило, накормили и напоили. Потом нас повели на традиционную экскурсию к памятнику. Памятник был совершенно уникальный. Благодарные академики за то, что Сталин отвалил им целый поселок, установили в Луцино типовой памятник Сталину-Ленину.
Сталин ровно Минин стоит, Ленин, вылитый Пожарский, с книжкой, как со щитом, сидит рядом. Сзади балюстрада, через которую перекинута, как для просушки, историческая шинель вождя. После 53 года Сталина срезали, осталось пустых полпостамента, балюстрада с шинелью, подошвы 65 размера и Ленин, развернутый в сторону исчезнувшего соратника с немым укором во взоре: « Куда же ты?» Памятник охранялся комендантом поселка, который для лучшего контроля построил себе дом в непосредственной близости. Поэтому наши эмоции прорывались лишь в виде отдельных всхлипов. Приступили к фотографированию: то в позе Сталина, точно на его подошвах (так что один раз в жизни мы ощутили себя на месте Сталина – волнующее чувство), то на коленях у любимца детей. То с зонтиком, то с бутылкой. Вдруг послышался шорох шин.
- Атас,- скомандовала принимающая сторона, и мы подтянулись как на параде.
- А, это Трубецкой приехал, был дан отбой. Пленку мы отдали, конечно, не в фотолабораторию, а другу фотографу Косте Чендонову. Отпечатки и поныне в надежном месте.
Вечером состоялась культурная программа с карнавалом. Раз в году, в конце лета Луцино сотрясал карнавал, к которому заблаговременно готовились массы. Смысловым и композиционным ядром этого мероприятия издревле являлся бочонок самогона высшего качества. Ко всеобщей радости в поселке проживали не только физики-теоретики, но и практики. Увы, в описываемом сезоне бочонку не суждено было ублажить души. Не в меру активная подготовка к празднику вылилась в постоянное и непрерывное дегустирование браги, в результате чего до карнавала дошли лишь красочные и подробные описания ее несравненного качества. Тем не менее, карнавал состоялся. Толпы людей, одетых в шкуры, тоги и кринолины, толпы людей, напротив, раздетых почти до полной потери индивидуальности с диким ревом и грохотом топтали ни в чем не повинный корт. Эта картина - незаживающий рубец в моем теннисном сердце.
Вечером чаепитие у Иткиных. Маша поет под гитару песни Бачурина и свои собственные («Что одуванчика надежней может быть, ничто, поверьте, мой след на стуле уж успел остыть, а он бессмертен …») Затем общество перемещается на край участка слушать Пушкина в исполнении Голицына. Место выбрано неслучайно. C крутого обрывистого берега открывается сногсшибательная панорама. На первом плане сосны. У ног излучина Моска-реки, за ней на низком берегу поля до горизонта, и все это великолепие композиции центрирует заходящее солнце. А тут еще Пушкин с Голицыным. Дух захватывает от чувства Родины. Илларион начинает читать. Он весь вживается, перевоплощается, поднимает своей страстью зрителей до понимания высокого искусства… Вот он доходит до кульминации, все замирают от напряжения , как вдруг Голицын исчезает.
Придя в себя от шока, мы бросаемся его искать и, представьте себе, находим. Концовка истории весьма прозаична, но удачна.. Сделав патетический шаг назад, Илларион просто напросто свалился с обрыва, где и был нами обнаружен в полном здравии. Так что поэзия это сила, причем страшная.
На следующее утро, простившись с гостеприимным домом Иткиных, мы снова уселись в лодки и ринулись в путь навстречу приключениям. На воде их, правда, не оказалось. Мы не кильнулись (обошлись без оверкиля), не сели на мель, и вполне благополучно высадились на берег и почапали в сторону «Жаворонок», поскольку путь наш теперь лежал на дачу к Юре Никичу. На празднично- карнавальной волне мы решили устроить небольшой дивертисмент, типа розыгрыша. Джеб дирижировал и режиссировал. Мы перепачкали друг друга углем из ближайшего костровища, повязали головы майками, обвязались веревками, заткнули ножи и топоры за ремни, вошли в образ речных пиратов и, оглушительно грохоча котелками, ворвались на дачу. Несчастная Юрина бабушка чуть не лишилась дара речи. А, когда, не без некоторого труда приобрела его снова, сказала, что Юры нет, но он скоро должен приехать на автобусе. Встретить Юру решили достойно. Было уже совсем темно, когда мы подошли к остановке. Под навесом одиноко стояла пара.
- Кто это!- воскликнула девушка и вцепилась в своего кавалера.
- Не видишь, что ли – карнавал, - ответил кавалер шепотом после долгой паузы.
А сошедшего с автобуса Юру спасла близорукость. Нас он совсем не испугался, а пригласил в дом, где мы пили вино и стреляли из мелкашки апельсиновыми корками по собраниям классиков марксииизма-ленинизма.
На утро, надев на голое тело серую дореволюционную шинель до пят, с вышитыми позументами, подпоясав ее красным кушаком, в валенках, с неизменной трубкой в зубах, Юра проводил нас до автобуса. Проезжающий грузовик притормозил на повороте, из окна высунулся водитель, уставился на Юру, и все больше поворачивая назад голову, неуверенно продолжил свой путь. В конце концов, мы дождались своего автобуса и, как положено, говорить в таких случаях, усталые, но довольные, вернулись домой.

Киселевка

- Следи, пожалуйста, за Алешей, - попросила Людмила Сигизмундовна. И я, конечно же, пообещал. Через пять минут позвонила Лилия Николаевна и сказала:
- Андрюша, будь так добр, посмотри, пожалуйста, за Олей, я так волнуюсь. Все-таки Оля едет в такое путешествие первый раз в жизни». Что мне оставалось делать. Только согласиться.

Итак, Белка и Джеб, в качестве поднадзорных, а также я в роли вожатого, взвалившего на свои худые плечи двойной груз ответственности, отправились ликовать и праздновать в славный поселок Коктебель, он же Планерское. Плацдарм для нашего десанта был, правда, подготовлен. Анюта Короткова уже неделю была в Коктебеле и обещала зарезервировать, но не номер в гостинице, а участок на Киселевке.
Киселевка достойна того, чтобы ее вспомнить особо. У безногого инвалида художника плакатиста Юры Киселева был свой дом на склоне горы рядом с морем. Поскольку дом Киселева был расположен довольно высоко, выше всех соседних, во всяком случае, вид оттуда открывался просто восхитительный. В Швейцарии в таких случаях ставят табличку: « Прекрасный вид. Восхищайтесь». А восхищаться было чем. Вся Коктебельская долина как на ладони. Слева Сюрю-кая с профилем Пушкина, посередине гора Климентьева, права неуловимый по цвету мыс Хамелеон. Вспоминаю, и снова кружится голова. Словом лучшего места для художников, хиппи, бездельников, стукачей и диссидентов найти было трудно. О Киселевке ходили легенды. Как-то в Леваде (столовка, где киселевцы питались на халяву, и все собирались в начале вывески повесить букву «Б»), так вот в Леваде я встретил однокурсницу, может быть, самую лихую на курсе, так вот она протрезвела, узнав, что мы живем на Киселевке.
- А я и днем то боюсь рядом проходить, там же убивают, призналась она и, как мне показалось, продолжила разговор более уважительным тоном.
С другой стороны, многие завсегдатаи ездили туда помногу раз. Был, например некий хиппи, который ходил только в плавках. Он приезжал в мае с 15 рублями и с ними же уезжал в октябре. Кто только не перебывал на Киселевке. По приезде в Москву я узнал, что и моя старшая сестра Лена когда-то, как сейчас говорят, оттягивалась на Киселевке. Нас Киселевка встретила празднично освещенная, что зона прожекторами. Накануне была очередная облава и шмон. Соседи, справедливо негодуя на образование злокачественной свободной общины на здоровом теле монолитного общества, периодически вызывали милицию, и она с энтузиазмом пыталась вытравить рассадник вражеской культуры. В конце концов, Советская власть сумела одолеть безногого инвалида, но об этом не сейчас.
А в тот год все было радостно и прекрасно. Нам достался для палатки почти горизонтальный участок. За ночь мы, правда, иногда сползали и просыпались оттого, что петух на соседнем участке кричал как резанный. Но эти обстоятельства лишь оттеняли наше ничегонеделание. Мы плавно влились в компанию человек примерно из тридцати. Оценить численный состав было не так уж просто, поскольку днем многие беспробудно спали в палатках и только ночью собирались на чердаке. Но на чердаке была кромешная тьма. Ориентироваться приходилось по огонькам сигарет, пению и шороху тел. Трех человек я все же сумел зафиксировать в своем сознании. Это Шизик, Вандерфуля и Аджубейка. Шизик пел и пил по ночам, а днем спал. Нам это доподлинно известно, поскольку однажды вечером мы залезли в палатку после суточного пребывания в Судаке и обнаружили там чье-то тело.
-Осторожнее, это же Шизик,- зашипели на нас со всех сторон, стоило нам с Джебом вытащить его на Божий свет.
- Да мы с полным уважением, - успокоил присутствующих Джеб, и мы осторожно, как хрупкий сосуд (примерно на него он и смахивал) перенесли Шизика в его палатку. До моря Шизик не дошел ни разу. Но через две недели, зато дошел до такого состояния, что Анюта из Москвы вызвала маму на машине для его транспортировки. Впоследствии Шизик уехал в Штаты, женившись на дочери торговца виски. Циничный брак по расчету!
Вандерфуля или попросту Фуля оказался на Киселевке довольно случайно. Кто-то ехал в Коктебель в общем вагоне и увидел босые ноги, свисающие с багажной полки. Лучшего признака человека своего круга быть, разумеется, не могло. Фуля постоянно ходил босиком, но неизменно с фотоаппаратом Practica – редкость по тем временам. Однажды мы собрались на Карадаг, тогда еще доступный для организованных туристов. Фуля напросился с нами. Он торжественно сообщил, что у него остался только один кадр на пленке, и что он хочет найти действительно достойную точку. Фуля тормозил на каждом повороте тропы, приседал, пятился, наклонялся вбок, но так ни разу на курок не нажал. Ящик против стакана, что пленки вообще не было. Несомненно и то, что Фуля до сих пор остался верен образу юного хиппи. Спустя двадцать лет я встретил его на вернисаже. Маша Шалито, Маша и Наташа Арендт арендовали как-то зал на Крымской набережной для демонстрации своих нетленных шедевров. Так вот на этот вернисаж Фуля пришел в следующем прикиде.. Кроме длинных не чесанных седых волос и бороды, на Фуле были трусы ( майки не было) и вьетнамки. ( За эти годы он научился носить обувь, зато теперь он верен вьетнамкам и носит их круглый год, даже в морозные зимы.) Фотоаппарат Фуля сменил на транзисторный приемник и фонарь для основательной подсветки шкалы в темноте. Что говорить, Фуля был колоритен. Жаль, что его не использовали для перфоманса. А какой-то незнакомый мне художник, один из гостей остолбенело воззрился на Фулю и спросил меня, кто это такой и как его сюда пустили.
Что же касается третьего персонажа, а именно Аджубейки ( того самого околоРадского жука Аджубея, про которого после его женитьбы на дочери Хрущева Раде говорили : « Не имей сто рублей, а женись как Аджубей», так вот Марина Аджубей по прежнему хороша, вырастила копию дочь, удостаивает иногда вернисажи и танцует так, что хоть полицию нравов вызывай.
Возвращаясь к путешествию на Карадаг нельзя не вспомнить бысторй и спасительной реакции Джеба, благодаря которой ни много ни мало Белка осталась целой а также невредимой. Кто был хоть раз на Карадаге легко представит : лазурь над головой, вокруг фантастические скалы, всякие там «чертовы пальцы», «верблюды», «монахи», «разбойники», внизу безбрежное море. И вот Белка, пьяная от всей этой неземной красоты, бежит по узкой тропинке, что бы еще где-то там и что-то еще рассмотреть. Джеб, интуитивно почувствовав неладное, окликает Белку. Она на мгновение останавливается. Но этого достаточно. Джеб тигром бросается и хватает ее за руку. Как раз вовремя. В шаге от Белки совершенно отвесный обрыв метров в сто и в черной глубине грозно рокочущие волны.
Придя в себя и придя на Киселевку, мы сняли стресс обычным способом – бутылкой водки на первое и консервной банкой «последний завтрак туриста» на второе. Столь изысканное меню вошло в нашу привычку, поскольку в первый же день опытная Анюта сказала нам : «За постой платить не надо, а надо вечером с Киселем распить поллитру». Мы как октябрята строем сходили в магазин, но выпить с Юрой не складывалось. То он в очередной раз сватался, то у него пропадала невеста, то он отбывал куда-то на своем инвалидном драндулете. При езде этот открытый драндулет трещал как автомат, распугивая кур, а при наезде на камень норовил выбросить загорелых мальчишек, которые в немыслимом количестве набивались туда с целью прокатиться до моря. Кстати сам Юра, светлая ему память, отлично плавал и далеко заплывал, поскольку силу в руках скопил неимоверную. Однажды вечером нам все-таки посчастливилось пересечься с Юрой и Джеб довольно неожиданным образом ощутил на себе силу его рук. Тихо мирно пьем мы себе вино на кухне, как вдруг сзади бесшумно подкатывает на тележке Юра, берет за две ножки табурет, на котором горделиво восседает Джеб, переставляет его в сторону и как ни в чем ни бывало продолжает свой путь. Вот такой богатырь.
О при второй нашей встрече он даже удостоил нас разговором. Один день надо было отдать воблаго процветания Киселевки по неписанным Юрой правилам. И нас распирало от гордости за доверие, когда Юра повелел Джебу и мне загерметизировать наливной колодец. Это поручение пошло нам исключительно на пользу – позволило восстановить пошатнувшееся здоровье за время, что мы провели в прохладе глубокого колодца, замазывая стенки сырой глиной и отдыхая от палящего солнца. Но как не прекрасна была наша жизнь, мы решили, что одного Коктебеля нам мало, а следует покорить еще и Судак.
Итак, захватив малый набор туриста в виде ножа, штопора и купальных принадлежностей, мы отправились на автобусную станцию. Автобус оказался еще нескоро и мы на всякий случай зашли в магазин, чтобы только проверить, как нас учили родители, все ли мы взяли. Оказалось, что не все. За один рубль, двадцать восемь копеек , без ограничений и без всякой очереди продавался божественный напиток «Аромат степу» - 18 сах., 18 об. Не могу удержаться и не воскликнуть : « Какие были времена!»
Подобный дар судьбы нельзя было, как вы понимаете, пить тривиально на лавочке или на ступенях «Продмага». Необходимо было найти достойное место, и место не заставило себя долго искать. Это была уютная лужайка с желтой крымской травой и чахлыми кустиками вокруг. Не без труда найдя жидкую полутень под незанятым кустиком (сказывалась близость магазина) мы возлегли на землю и благоговейно смешали в себе аромат напитка и аромат степи. Свято место пусто не бывает. Вскоре на нас наткнулись наши друзья, возвращающиеся из того же магазина, и вино потекло с новой несокрушимой силой.
Стоит ли говорить, что мы опоздали на последний автобус. Зато мы подняли свой тонус до нездешних высот, и готовы были преодолеть любой маршрут.Радость царила в душе, как солнце на небе. Его лучи, пронизывая облака, уходили в бесконечность ослепительными снопами. «Увидишь на картине, подумаешь, какая пошлость, а в жизни так красиво,»- сказал Джеб. Я ловлю себя на мысли, что вспоминаю его слова каждый раз, когда наблюдаю подобную картину.
Первые метры дороги к Судаку мы преодолели бодрым пружинистым шагом, но затем наш энтузиазм начал выветриваться. Удивительно, но ни одна из попутных машин совершенно не реагировала на отчаянное размахивание рук и денежных купюр. Присмотревшись, мы обнаружили, что все номера украинско-крымские. Тут мы разделились на оптимистов и пессимистов. Решив изобразить из себя неунывающего бодряка ,на бутылку «Аромата степу» я поспорил, что за час машину мы поймаем. Время пошло на удивление быстро. , почти также быстро, как пролетающие мимо машины. И никакого намека на поклевку. Час был на исходе. Проигрывать не хотелось. Решили изменить тактику. Мы с Джебом прятались в кусты или в кювет, а Белка, усилив силуэт бедра, грациозно помахивала ручкой.
Произошла невиданная метаморфоза. Несколько мгновений и уже толпа машин боролась за право подвести одинокую девушку. Но стоило нам показаться из укрытия, как…ну, Вы догадались.И так повторялось несколько раз. Шли последние минуты злополучного часа, мое настроение меняло знак на противоположный. Я уже проклинал дружбу народов, дурацкое расписание,просторы Родины, отсутствие личного транспорта и каждую гору в отдельности. И тут, как в сказке « по моему велению» из-за поворота вынырнул, вернее сказать, сначала затарахтел, а а потом уже не без труда выкатился старый запорожец – музейная реликвия – с московским номеров. Не менее удивительно, что он сумел затормозить и уже совсем невероятным показалась светская улыбка водителя, с который он любезно предложил нам воспользоваться его авто. Не без труда внедрились мы в салон, сдавив пассажира с ребенком и пригрузив телами чужие пожитки. Чтобы дверь закрылась, Джебу пришлось сильно выдохнуть, но зато с каким облегчением мы вздохнули, когда это чудо современной техники сдвинулось с места, причем в нужном направлении, несмотря на обратный уклон. Пари было за мной, но не это главное. Важно, что мы ехали, а чаще тащились, окончательно останавливаясь на подъемах, и тогда мы с Джебом выходили подтолкнуть машину, а заодно размять отекшие ноги и сделать глоток чистого воздуха. И шатко и валко, но в конце концов мы доползли до Судака и тут водитель нас сразил :
- С гусаров по рублю, а с дам денег не беру.
Воспитание не позволило Джебу перечить, и он ответил своей любимой фразой:
- Другие бы спорили, а мы соглашаемся.
Если в Коктебеле все дороги ведет на Киселевку, то в Судаке вели и ведут, что приятно отметить, несомненно на Бруневку. Два адреса врезались мне в память на всю жизнь: Петровка 38 и Восточное шоссе 24.
И если первый адрес у нас в стране впитывают с молоком матери, то второй запоминают только те, кому выпала удача хоть раз оказаться в этой уникальной географической точке, не побоюсь этого слова, мира.

Шуня

Однажды к Шуне, известной красавице Моспроекта и всеобщей знакомой, подошел ее приятель и сказал.

-Шуня, я развелся и мне тоскливо и одиноко, а ты знаешь тут всех. Познакомь меня с какой-нибудь подружкой.

Шуня долго думала, и, наконец, поняла, кто ему действительно нужен. В пятницу вечером они стояли на Маяке под памятником. Подружка опаздывала, он начал нервничать. Вдруг Шуня замахала рукой.

-А вот и она!

Лицо его вытянулось

-Шуня, кого ты мне привела, это же моя бывшая жена.

Кондаков

Изящная Шуня вышла замуж за громадного за громадного Кондакова. Встал вопрос, как его прокормить. Шуня купила десяток котлет, поджарила их и решила: на завтрак хватит и еще на завтра останется. Кондаков же проглотил эти котлеты как семечки и спросил: «Шуня, а что-нибуть есть еще поесть?»

Римма предпочла отбыть на работу обсуждать с девочками случившееся. Вернувшись вечером, Шуня застала следующую картину. Кондаков лежал поперек тахты, накрывшись листом моспроектовского ватмана, на котором было написано : «Не тревожь меня Шуня, я выпимши».

Тахта

Не зря Шунина работала в Моспроекте. Получила в конце концов отдельную квартиру. Собралась переезжать. Собирать было, правда, особенно нечего – так три предмета. Шунина была весела, лихая, и непосредственная. Чего там машину заранее заказывать. Шуня поступила проще. Спустила вещи кое-как на первый этаж и вышла на проезжую часть голосовать. Девушкам, как известно долго махать не приходится. Остановилась почти сразу же машина. И так удачно, не просто машина, а самосвал. Закинули они с водителем вещи и покатили.

И прибыли на место, в конце концов, хотя адрес Шуня тогда знала приблизительно. Мелкие вещи выгрузили легко, откинув задний борт, а вот с тахтой вышла заминка. Дело в том, что всю дорогу водитель не на знаки смотрел, а на Шунину, и вполне зачарованно, поскольку хороша она тогда была исключительно. И до того засмотрелся, что светофор чуть не пропустил. Затормозил отчаянно, отчего тахта поехала вперед и врезалась в стенку кузова за кабиной. И вот теперь по прибытии, до этой самой тахты добраться с земли было невозможно. Водитель при этом также неотрывно смотрел на Шуню, говорил всякие глупости и в кузов лезть совершенно не собирался. Но поскольку он был не в Шунином вкусе, ей все быстро надоело и будучи девушкой еще и решительной, она скомандовала:

Важное доказательство

Моспроект конца семидесятых. Привязки типовых проектов, крики, вопли, сроки. Типовое унылое домостроение, а если что индивидуальное, то тоже крики, вопли, сроки плюс муки творчества, а потом в корзину. Но при этом все, естественно хотят жить весело, поэтому бесконечные праздники: – советские 7 ноября, общечеловеческие – Новый год и местные – дни рождения. Работать, в общем-то, и некогда. Я как самый молодой в бригаде торчу все время в очередях то за цветами, то за выпивкой.

Руководит подготовкой к сабантуям обычно Шунина. Стиль ее руководства примерно следующий:

- Ты принесешь коньяк, ты водку, ты шампанское. Галя сделает торт, Нина как всегда пирожки, а я, быть может, принесу немного капусты.

Вообще, Шунина мотор нашей бригады, да и вообще мастерской. Энергии в ней на десятерых, поэтому за рабочим столом застать ее невозможно. Проще в магазине. Вот она однажды возвращается после перерыва и еще из коридора начинает возбужденно кричать: Ой, девочки, я сейчас в комиссионный магазин зашла, Филе подарок купить. Стою, выбираю. Рядом дядька какой-то показывает продавщице на витрину, а там, в овальной рамке портрет вышитый лежит. Он и говорит:

- Странно, мужик, вроде, а с сиськами?!

- Какой же это мужик, это «Мона Лиза» Леонардо да Винчи.

Ну, я прямо умэрла.

Как всем хорошо известно, существует теория о том, что «Мона Лиза» закамуфлированный автопортрет великого итальянца. Так что рассказ Шуниной явное подтверждение справедливости этой теории.

Шуня в магазине

Вообще напряженная работа была в Моспроекте у Шуниной. С утра списки на производственные заказы написать, развесить, потом выкройку на кальку снять, позвонить друзьям, знакомым, а тут уже и время обеда подступает, только-только успеть часа за два рейд по магазинам совершить.

Вот возвращается как-то Римма после перерыва вся красная и взволнованная.- Ой, что тут со мной было!Захожу я в магазин платье купить, давно собиралась, все некогда было. Нахожу подходящее, цвет такой лиловый, в полосочку и размер вроде мой. Начинаю примерять, чувствую - мало, ярлык с размером, видимо, перепутали. То есть как-то все-таки я его надела, но не полностью, а дальше как заклинило. И ни туда и ни сюда. Пытаюсь снять, и так тяну и эдак – не получается. Начинаю нервничать. Прежде всего, поскольку дышать не могу – губы ведь поджала, чтобы помадой не испачкать, а оно проклятое трещит, а не лезет. Я уж думаю, все, задохнусь сейчас совсем или разорву к чертовой матери, а потом плати еще ни за что. Но тут, к счастью продавщица подлетает, как-то ловко ухватывает, стаскивает, смотри на меня с изумлением и говорит:- Ну, гражданочка, сколько лет в магазине работаю, а в первый раз вижу, чтобы кто двумя руками в одну штанину влезть сумел. Это же платье костюм, понимать надо.

Молниеносная реакция

Традиционный теннисный архитектурный турнир в Суханово, сокращенно ТТАТС. Полно народу – участники, члены семей, отдыхающие, гости. Есть даже несколько человек, недурно играющих.

Жизнь бурлит: в сауне парятся, на кортах сражаются, по аллеям фланируют, в баре оттягиваются, в номерах флиртуют. В общем, настоящий турнир.

Но все, осознанно или нет, живут в ожидании двух главных событий – финала и банкета. Вот уже финал сыгран. Победитель зацеловали, проигравшего- утешили. Похлопали по плечу и сказали, что он отлично играл и что лет через десять он обязательно выиграет.

Наконец, банкет. Большая начальница Шишкина произносит тост за вечную молодость, за Александра Александровича Бенкендорфа родоначальника и дирижера турнира. Традиционное физкульт – ура. Все пьют.

Шишкина снова встает и, перекрывая звон стаканов мощным голосом, говорит:

- Я хочу добавки к тосту!

Тут же вскакивает великий остроумец Витя Шер и кричит:

- Официант! Шишкиной - добавку!

Призвание

Ближайший друг нашей семьи Георгий Давидович Чичуа однажды предложил мне играть с ним в теннис, причем зимой. Предложение особенно соблазнительное, потому что крытый корт, как вы понимаете, найти существенно сложнее. Зал принадлежал «Метрострою» и Чичуа получил возможность в нем играть, поскольку находился в дружественно приятельских отношениях с неким Михаилом Семеновичем, заместителем директора вышеозначенного учреждения.

Михаил Семенович был не совсем стандартным чиновником. Прежде чем начать служить на благо столичного метро, Михаил Семенович десять лет проработал в цирке вместе со знаменитым Кио. Фокус был в том, что истинным его призванием и страстью был Фокус, вернее их несчетное количество. Фокусы Михаил Семенович коллекционировал, осваивал, шлифовал круглосуточно и придумывал новые. Занимался он этим вполне профессионально.
Георги Давидович жаловался:
- Звонит мне на днях Михаил Семенович в шесть утра и спрашивает: «Гия, я тебя разбудил? Я тут новый фокус придумал. Послушай, я расскажу.Кончилось тем, что его жена поставила ультиматум: «Либо я, либо цирк». Видимо Михаил Семенович жену любил несколько больше. Как бы то ни было, цирк он оставил, но бросить фокусы был не в состоянии. Впрочем, я не искдючаю, что эта страсть пологла ему сделать стремительную карьеру в «Метрострое», и уж знаю точно, со слов Чигуа, что уже занимая пост зам. дира Михаил Семенович к фокусам прибегал в служебных, непосредственно интересах.
Приезжает, например, Михаил Семенович в какую-нибудь контору подписывать договор. А договор ему почему-то вдруг не подписывают. Михаил Семенович совершенно не спорит. Благожелательно улыбается, жмет руки, желает счастья в труде и неспешно удаляется, нежно прикрывая за собою дверь. Но через несколько минут возвращается и начинает раздавать обалдевшим начальникам их вещи.
- Ваши часы?
- Ваша ручка?
- Ваш бумажник?
Чаще всего этого оказывалось достаточно. А если нет у Михаила Семеновича в запасе еще куча фокусов. Проглотит он на глазах у изумленных товарищей несколько гвоздей и ножниц, прожует бритвы со стола и уже, можете не сомневаться, договор подписан.
Волшебную силу искусства Михаила Семеновича мне посчастливилось однажды испытать на себе.
Дело было так. Отмахали мы как-то с Георгием Давидовичем и его сыном Путой положенные нам два часа на корте. Пришли в раздевалку. Через несколько минут появляется представительный мужчина в костюме и при галстуке. Чичау нас знакомит и говорит:
- Михаил Семенович, ну покажи что-нибудь простенькое.
Михаил Семенович для приличия сначала поартачился, а потом достал из кармана колоду карт, перемешал, предложил мне вытянуть карту и запомнить ее. Я так и сделал. Заполнив карту, я вставил ее обратно в колоду. Михаил Семенович снова перемешал, положил карты на мою ладонь, взял за руку. Три человека напряженно смотрели на колоду, к которой Михаил Семенович, мы видели это абсолютно точно,,не притрагивался. И тут я испугался, что упаду. Мне показалось, что земля уходит у меня из-под ног. Перед глазами все поплыло. Я решил, что схожу с ума. Каким-то таинственным образом сами собой карты стали смещаться в сторону. На мгновение замерли, а потом рывками переместились обратно. Но не все карты сдвинулись обратно. Одна осталась в стороне. Михаил Семенович выхватил ее и перевернул.
- Эта карта?

- Эта карта, - произнес я тихим голосом, с трудом возвращаясь к нормальному мировосприятию. С тех пор за процветание «Метростроя» я совершенно спокоен.

А что было делать?

Георгий Давидович Чичуа был настоящим грузином. Красивым, умным, благородным. Аристократ по крови, чудом уцелевший. Говорят, аристократия в Грузии была уничтожена Сталиным почти полностью, в еще большем процентном соотношении чес в других подвластных тирану республик

Георгий Давидович жил в Москве, но часто езди в родной Тбилиси. И каждый раз привозил оттуда всякое-разное, но прежде всего настоящее грузинское вино. В то время, если и было грузинское вино в Москве, то исключительно поддельное. Другое дело сейчас. Несокрушимые оптимисты уверяют, что сейчас попадается и настоящее.
Но вернемся в прошлое. Чичуа привозил вино, но вина, как известно, надолго не хватает. Тем более, что Георгий Давидович, будучи человеком широкой души и грузинского размаха постоянно принимал гостей.
Но случались ситуации особенно напряженные. Это , когда ожидались в гости грузины, а подобающего вина не было. Сами подумайте. Не мог же настоящий грузин угощать дорогих гостей затрапезным алжирским вином. Тем более, устойчивая легенда гласила, что вино это мы получали из Алжира в обмен на нефть, причем, заметьте в тех же нефтяных цистернах. Что говорить! Трудно жилось тогда, особенно тем, кто хотел жить по-человечески.
Поэтому Георгий Давидович вынужден был идти на восточные хитрости в столь непростых условиях, просто он покупал в магазине наиболее приличное вино, а если не было приблизительно приличное, то возможно, увы, то же алжирское, специально готовил его, добавляя каплю лимонада, немного сахара и одному ему известные снадобья. Тщательно перемешивал, переливал в старинные серебряные кувшины и ставил на стол.
Пришли однажды к Георгию Давидовичу его старинные грузинские друзья. Сидят, пьют, едят, тосты говорят. Чувствуют себя ровно дома. Чичуа, как полагается только успевает из своих кувшинов вино разливать. И вот один из гостей спрашивает:
- Гия, а что это за замечательное вино такое, которым ты нас угощаешь?- А вот догадайтесь сами.
И тут кто-то из приглашенных говорит:

- По-моему это Хванчкара. Но с нового склона!

Творческая натура

Известный московский скульптор Лена Мунц ...

однажды сняла на лето дачу в Отдыхе (чтобы дети дышали) и решила показать, какая она хозяйственная. Лена что-то сажала, вскапывала, рыхлила, поливала, очень старалась. Осенью, когда соседи уже вовсю пожинали плодов трудов своих, хозяйка дачи посмотрела на Ленин огород, пустынный как Сахара, покачала головой и сказала:

-Хоть бы сорняк, какой вырос. Ничегошеньки

Барыня

Моя бабушка, Магдалина Львовна, была дамой. Дамой во всех отношениях.

Она была элегантной, светской, устраивала приемы, пикники, праздники, маскарады для взрослых и карнавалы для детей. Кроме того, в совершенстве зная язык, писала по- французски стихи и пьесы. Несмотря на столь активный образ жизни, Магдалина Львовна однажды оказалась на рынке. Подошла к прилавку с осторожностью приподняла птицу и спросила:

- Почем эта индейка?

- Эта индейка-гусь, барыня.

Время

Жизнь как песочные часы.

Сначала смотришь на поверхность песка и кажется, что песок застыл, потом обнаруживаешь намек на изменение, потом все быстрее и быстрее, стремительнее, видишь как песок ускоряет падение, ускользает на глазах, хочется отвернуться, но смотришь загипнотизированно, напряжение нарастает Последняя крупица. Все . Кончено. Что бы отомстить переворачиваешь часы. Боюсь, что в жизни так не получится.

Из правил хорошего тона. (Совет отца) 14.12.05

Если ты на отдыхе идешь по узкой дорожке, а навстречу тебе идет хорошо известный, но совершенно неприятный тебе человек, и ты понимаешь, что деться некуда, надо радостно бросится к нему, бурно поприветствовать и, не сбавляя шаг, устремиться дальше.

Коммунальная жизнь. 14.12.05

Наша знакомая баронесса фон Притвиц, как непривычно это звучит сейчас, а особенно при советской власти (примерно 80 годы), приехала из далекого сибирского академгородка в Ленинград, ...

навестить своих друзей, в частности старинную подругу матери еще по дореволюционному счастливому прошлому. Наташа Притвиц была в это время уже в возрасте, а ее мать Зинаида Алексеевна к этому времени, увы, умерла, так что не сложно догадаться, что подруга матери была весьма преклонных лет, да к тому же почти совсем глухая. Жила она одна в большой питерской коммунальной квартире. Наташа нашла улицу, дом, этаж, квартиру и позвонила в дверь. Никто не открыл. Наташа позвонила еще раз – тот же результат. Не буду утомлять описанием каждого звонка, скажу лишь, что Наташа звонила минут двадцать. В квартире шла жизнь, слышались шаги. Шорохи, открывались двери, только не входная. Должен сказать, что Наташа волевой человек, не привыкший сдаваться. Она звонила настойчиво во все многочисленные коммунальные звонки то по очереди, то во все сразу. Наконец, она добилась своего, дверь приоткрылась. Наташа не удержалась и спросила:
- Почему же Вы раньше не открывали,

- А мы никого не ждем…

Личный пример. 22.01.06

2006 год, если кто помнит, начался с морозов по 30 градусов. А тут еще, как на зло жена заболела.

Пришлось на рынок самому идти. Порылся я по шкафам, откопал теплые вещи и пошел как на подвиг. Возвращаюсь скорым шагом и со спины нагоняю парочку: мальчик, лет не знаю сколько, поскольку от мальчика мало, что осталось – одна одежда. Круглый, как колобок, идет, с трудом переставляя ноги. Шуба, капюшон, валенки, шарф три раза вокруг шеи. Все как полагается. Тащит его за руку мамаша и распекает справедливо. Что же ты такой сякой рубашку одел, надо было водолазку, а теперь вот шея замерзнуть может. Наверное правильно. Одна только деталь. Сама-то маманя идет – пальтецо, так себе, и без шапки.

Тяга к прекрасному. 30.01.06

На днях зашел я в книжный магазин. Нашел, что искал. Встал в очередь к кассе. Передо мной молодой человек достаточно приличной наружности. Подошла его очередь и он спрашивает:

- А какая в Вашем магазине самая догорая книга.

- Я даже не знаю, а Вам зачем?

- Секрет. Вот Вы мне ее продайте, а я Вам дам ее прочитать бесплатно, и расскажу. По-моему это круто1

- Для меня совсем не круто.

И далее подобный бред в изрядном количестве. Не хочется утомлять читателя. У меня на кончике языка история с похожей фразой. Но я стою молча, не ввязываюсь.

Наконец молодой человек отчаливает и я говорю кассирше ( вообще-то я редко заговариваю, но на этот раз не удержался).

Похожий вопрос был когда-то задан в Эрмитаже. Молодой человек спросил у служительницы:

- Какая тут у Вас самая дорогая картина?

А когда она ответила, что «Даная» Рембранта, он именно «Данаю» облил кислотой. Пытался привлечь внимание к проблемам литовской общины

- Не беспокойтесь. Нам к вопросам не привыкать. Вчера, например, мужчина спращивает:

- Где у Вас книга весом три килограмма?

- А что такое?

- Да вот названия не помню, но знаю, что весит три кило.

Отходя от кассы я снова столкнклся с тем же молодым человеком. Он явно шел на вторую попытку.

Лондонская зарисовка

Двое русских, почти миллиардера, мчат по Лондону взад и вперед от одних переговоров до других.

Им расписали десять встреч за день, но забыли про обед.

12 часов. А в это время, как известно весь Лондон начинает энергично жевать. И вот не в силах выпасть из общего ритуала они на лету покупают суши и начинают их торопливо поглощать. В это время машина проезжает мимо Гайд-парка, и наши герои наблюдают привычную картин: служащие, кто сидя, кто лежа поглощают традиционный ланч.

-Послушай, Вась, видишь сидят люди как люди, едят по человечески и мечтают стать миллионерами. А ты, почти что уже миллионер, а пообедать толком не можешь. И это называется жизнь.

Отчаянный поступок. 01.04.06.

Среди моих друзей и знаковых есть особа, вполне симпатичная и даже интеллигентная. Добавлю, что еще и несколько застенчивая. Последнее качество становится удивительным в свете следующей истории.

У этой моей знакомой, назовем ее Катей, была, как у каждого порядочного человека, бабушка. Предположим, звали бабушку Евгенией Леонидовной. И что уж совершенно точно, так это то, что бабушка имела счастье жить при товарище Сталине. В веселое же это время, как хорошо известно, весь народ жил поголовно и исключительно в коммунальных квартирах. И только слуги народа были так далеки от него, что жили в отдельных. А какой был быт в коммунальных квартирах описывать не решусь, скажу только, что Евгении Леонидовне не повезло вдвойне, поскольку коммуналка ее располагалась на последнем этаже. Тут уж я не могу не сказать пару слов, как собрат по несчастью. Дело в том, что я тоже живу на последнем этаже. Это, конечно с одной стороны хорошо, поскольку с сверху никто не грохочет, кроме кровельщиков, а с другой стороны, сколько себя помню, мы всегда жили и живем как на фронте – ведем постоянную борьбу с протечками всеми возможными способами и подручными кастрюлями, тазами и банками. То на коллективную антенну жильцы навесят кучу индивидуальных тарелок, отчего она приобретает такую парусность, что при легком дуновении качается, что твой маятник, качается при этом вместе с растяжками, и в местах стыка, ну и так далее. То главный дэзовский бандит Федя снег сбросит, а заодно кровельный лист где-нибудь случайно отогнет или гвоздиком проткнет, а это более чем достаточно, уж поверьте моему многолетнему опыту. Так что по весне, особо сильные протечки случаются. А поскольку жильцы верхнего этажа все друг друга знают, удалось даже формулу вывести: объем воды с потолка для каждой квартиры обратно пропорционален количеству заплаченных Феде денег. То есть кто твердолобо на ДЭЗ рассчитывает, тот только успевает тазы выливать, а те, которые сговорчивые, тем Федя деликатно, так по-дружески, можно сказать, одну-две дырочки прокывырнет, ну чтобы лица его не забывали и при встрече здоровались.

В случае с Евгенией Леонидовной было сильно хуже. Текло круглосуточно и безнадежно. А поскольку и в других сферах жизнь была не так, чтобы очень, Евгения Леонидовна, вконец измучившись, заработав ревматизм и хронический кашель, решилась на отчаянный шаг. Собралась духом, и, возможно выпила для храбрости, и написала письмо товарищу Сталину. Много ли было таких смельчаков, которые решились написать ему. Причем с воли, приобретая тем самым реальную перспективу отправить следующее письмо уже из тюрьмы или из лагеря. Думаю, таких смельчаков было не много, особенно таких счастливчиков, которым обращение помогло. Другими словами, крышу починили, причем, что показательно, только точно над комнатой Евгении Леонидовны! То есть намекнули населению, кто пишет, тот получит. Поучается, каждый пусть напишет про свою крышу, кран, выбитое стекло, а мы, будьте уверены, залатаем, починим, вставим. Вот такая вот отзывчивая власть оказывается. И после этого вы еще клевещете? Стыдитесь.

Рассказ таксиста

Призвали меня в армию. Даже и не прятался, с левой ноги, можно сказать пошел. Но самое удивительное – так понравилось служить, что подписался на 25 лет. И тут же пожалел. Столкнулся с дедовщиной нос к носу, офицерский произвол и всякое такое.

Написал заявление, косить стал на здоровье, семейное положение. Бесполезно. Много раз писал в разные инстанции, ну просто Берлинская стена, даже не разговаривали, только еще хуже служить, характер своей военные вовсю стали демонстрировать.

Но и у меня характер.

А тут учения начались. Броски, противогазы, прыжки с парашютом.

Подходит моя очередь прыгать. Прыгаю - парашют не раскрывается, запасной тоже. Я камнем вниз. ЧП. Все в шоке. Мчат к месту падения со всех сторон. Я отряхиваюся, матерюсь, жутко хромая ковыляю к полковнику Покусаеву. Подхожу, вижу полковник Покусаев остолбеневший весь из себя стоит. Еще в обморок упадет, не дай Бог, думаю.

Протягиваю ему заявление об уходе из армии (раз в десятый, наверное) и говорю всякие слова, что, типа, сил уж никаких нет тут служить, вот уже и парашюты не раскрываются. Слов моих он, скорее всего, правда не слышит, поскольку стоит раскрыв рот, только глазами моргает, но я и ручку заготовил. Вручил ему. Вот здесь, говорю, распишитесь, товарищ полковник. Он свою закорючку поставил. Больше и не требовалось. Печать получил уже автоматически. Вобщем, победил их, вышел не волю.

А фокус был простым, как саперная лопата. Я человек компанейский, пил со всеми подряд, в частности с вертолетчиками. Ну и жаловался всякий раз, что не отпускают. Вот Васька (был у них там один, лихой) и предложил. Я, говорит, куклу сброшу, а ты заранее в кустах яму выкопай, чтоб ее схоронить. Не забудь только парашют да посильнее в грязи изваляйся. Ровно так я и сделал.

А вот другая история. Тоже с парашютом. Многие, особенно которые с похмелья слушают не внимательно. А зря.

Вышло так. Первый прыжок. Все прыгают как люди, а один валенок парашют не смог раскрыть, только запасной, и то криво, косо и частично. Вобщем падает довольно стремительно вниз. Но повезло парню. Во-первых высота небольшая была, во-вторых на дерево упал, удачно самортизировал, ничего не сломал, крови нет, синяков только несколько. Оказалось, не той веревкой кольцо привязал. Веревка должна быть тонкая, специальная. Дернул за веревку – разорвал кольцо, парашют раскрылся. А этот валенок инструкцию проспал. Совсем другую веревку использовал. Ее потом на прочность проверяли – разорвать не смогли.

Самое удивительное этого валенка тут же снова заставили прыгать. Чтоб боязнь прыжков не закрепилась. На этот раз сам капитан ему три раза все перепроверил. Вытолкнули из самолета. Все прошло нормально. А когда спросили ну как тебе с парашютом то прыгать?. Он и говорит. Не интересно. Так медленно.

Ну, вот собственно и все. Мы как раз приехали. Удачи. Пока.

Случай на дороге. 11.01.2006

Известный московский скульптор Ашот Тигранович Тарасян поражал всегда не только талантом, темпераментом и напором, но и находчивостью. Подтверждений тому не счесть. Вот, например.

Мчится Тарасян на машине в кому-то в гости в Барвиху, как всегда опаздывает. А тут еще гаишники совершенно не кстати движение перекрыли. Обычное дело, Рублевка все-таки, правительственная трасса. И вот молоденький милиционер палочкой указывает, тормозит великого скульптора. На Тарасяну мент – не указ. Выскакивает разъяренный Ашот Тигранович. А, надо сказать, вид у него всегда был колоритный, и с возрастом колорит только усилился. Нос хищным крючком, глаза горят, седые, нечесанные волосы во все стороны торчат. Плюс к тому низкий, сильный голос с акцентом и порывистые движения. А уж, если не в духе, лучше на дороге не попадаться.

Выскочил Ашот Тигранович, схватил гаишника за пуговицу и говорит:

- Ты мэня знаэшь?

- Нет, не знаю…

- Нэ знаэшь - нэ мешай ехать!

И пoка мент думал, прыгнул в машину и был таков.

Девочка 19.02.06.

Уже лет сто тому назад моя любимая и талантливая сестра Лена получила, наконец, мастерскую. Скульптору мастерская все равно, что «канифоль смычку виртуаза». И не только для того, чтобы друзей за столом собрать с искусством разобраться за стаканом. Хотя и это тоже. Скульпторы в объеме все-таки работают. Это вам ме миниатюрист или книжный график. Эти господа и на краю кухонного стола шедевр создать в состоянии. Кухня тем более вдохновляет.

Так вот, получила Лена мастерскую. Милиционер помог. Как, каким образом отдельная история, может и на цикл наберется. А сейчас о другом.

Попросила Лена меня ей помочь. Хлам от бывших жильцов выбросить, ну и всякое разное. Трудимся мы, красоту наводим. Явную дрянь выбрасываем, а что может пригодиться я в соседний подвал перетаскиваю. Чтобы попасть в этот подвал, надо сначала во двор выйти. Это даже не двор, а уютный маленький дворик с деревьями и лавочками - редкий оазис в центре Москвы – излюбленное место, как потом выяснилось, местных алконавтов.

Окон в этом подвале нет, электричества тоже, поэтому, когда я туда спускаюсь, то непременно оставляю дверь открытой, чтоб хоть что-то видно было. Итак спустился я в подвал в очередной раз и вижу, что к двери подходит маленькая девочка, лет нескольких от роду, и папаша ее выгуливающий вскорости появляется. Тут девочка начинает дверь закрывать, на что папаша ей говорит:

-Маша, что же ты дверь закрываешь? Дяде ведь ничего не видно будет.

-Будет. Он в очках.

Девочка 19.02.06.

-Маша, что же ты дверь закрываешь? Дяде ведь ничего не видно будет.

-Будет. Он в очках.

Оригинал.02.02.06.

Случилось так, что выиграл я тендер на квартиру. Волновался очень. Тем более, что среди участников оказался мой ученик.

Это с одной стороны, а с другой потому что это был первый тендер после моего возвращения в архитектуру из живописи, свежего опыта не было, так что пришлось два дня напрягаться. Но зато потом расслабился. Проектирую, черчу в свое удовольствие, фантазирую всяко.Заказчики муж, жена и дочка. Муж не последний, видимо человек в нефтяном бизнесе. Недавно приехали из Сибири, купили квартиру в центре в новом доме. Пол, стены, потолок. А пока не превратили все это в среду обитания, снимают. Вот в эту- то съемную квартиру я и приехал как-то очередные эскизы показать. Приехал, разложил эскизы на столе. Заказчица воззрилась на них, но судя по вопросам понимает от части. Сам я на чертежи не смотрю. Что мне на них смотреть, я их и так знаю. Я смотрю вокруг. Интересно все-таки, новая для меня квартира, интерьер, атмосфера.Вижу я, висит на стене картина небольшая, сантиметров двадцать на тридцать. И все атрибуты Айвазовского: лунка, морька, тучка, корабль тонет, все, как полагается. И в углу крупная красная буква А - типичный Арбат. Я спрашиваю у хозяйки: - А что за картина?

- Знаю точно, что оригинал. Кажется, Шишкин.

Кто как живет. 07.02.06.

Не всем почему-то нравится развитой социализм, кто-то мучительно колебался, кто-то уезжал нехотя, увлекаемый родными, кто-то уезжал решительно.

Некоторые склонялись к Соломонову решению, который, как известно, подумал и решил остаться. Впрочем, вариантом было множество, а вернее их число соответствовало количеству мыслящего населения.Отдельная, в большинстве своем похожая мотивация была у творческих личностей, подверженных, увы, не редко мании величия. Возьмем, например художников.Сидели художники, скульпторы, графики на чердаках, в подвалах, в мастерских, на кухнях, пили водку и прочее разное и вели разговоры типа:- Чего ты тут делаешь Вася, у тебя же талант. Ехать тебе надо, и как можно скорее. И многим казалось, что пересекут они границу, и рухнет весь культурный и цивилизованный мир к их ногам.Оказывалось по-разному. Некоторые, особенно поначалу, действительно привлекали внимание и как-то держались на плаву. Но ностальгия, я думаю, в той или другой степени была свойственна всем. И вот, возможно, в результате, в том числе легкого приступа ностальгии, звонит один такой свежий эмигрант художник из города Парижа в Москву поздравить своего друга с днем рождения. И говорит чуть ни совсеми приглашенными, ностальгию снимает. И один из друзей его спрашивает:

- Ну и как вы там Вася в Париже – то живете?

- Да в общем так же, только бутылки не сдаем.